Работа в шахтах на Шпицбергене: вакансии, условия, зарплаты, оформление визы. Оформление визы и работа на шпицбергене Дети и образование

Текст: Назиля Земдиханова

Больше всего в жизни я преуспела в игре «А что если…?». Я люблю спонтанно купить билет и уехать в неожиданном направлении. Как развернутся события, какие идеи подкинет жизнь, с какими людьми я столкнусь и что за всем этим последует - это как смотреть сериал с собственным участием.

Последние пять лет я работала веб-дизайнером на фрилансе. Это позволяло самостоятельно распоряжаться собственным временем, давало свободу передвижения и неплохую зарплату. Я принципиально против того, чтобы долго находиться в зоне комфорта. Но в тот раз всё случилось против моей воли: машина, взятая в кредит, авария, компенсация страховки встречному автомобилю. Чтобы решить проблему, я занялась нескончаемой очередью проектов, и всё моё время поглотила работа.

Тогда мне и пришла в голову идея терапии севером - я обожаю зиму, снег, мороз. Я рассматривала карту России, искала самые удалённые населённые пункты и по воле случая узнала о посёлке Баренцбурге на архипелаге Шпицберген. Но не прошло и недели после покупки билета, как энтузиазм угас и перспектива остаться дома за компьютером стала казаться не такой уж плохой - это было гораздо комфортнее, чем отправиться в дальний путь. От предстоящей поездки был минимум ожиданий. Тем не менее всего через несколько часов после того, как самолёт приземлился на архипелаге, я решила остаться здесь жить. Меня не раз спрашивали почему, и я искренне пожимала плечами. Горы, снег, океан - да, но намного важнее то, что я наконец почувствовала, что нахожусь там, где мне нужно быть, словно приехала домой после долгой поездки.

Мне сразу понравилась размеренность арктической жизни. Вокруг деревянные домишки, изредка мимо проезжают снегоходы, люди разгуливают с собаками или на лыжах. Я гуляла с утра до вечера, просто дышала чистым воздухом и наблюдала за местным укладом жизни. В российском посёлке Баренцбурге я провела две из трёх своих недель на Шпицбергене. Уже в полной уверенности, что я планирую поселиться на архипелаге, я пришла в Центр арктического туризма «Грумант» и попросилась на работу. Мне предложили стать гидом и по совместительству дизайнером. Так возможность пожить в Арктике стала превращаться в реальность. Шла осень 2014 года.

Баренцбург

Контракт с «Арктикуглем», а вместе с ним и новая жизнь, начались в январе 2015 года. Полярная ночь на архипелаге длится до конца февраля, поэтому, когда мы с другими сотрудниками подлетали к Шпицбергену, из самолёта в кромешной тьме виднелись лишь огни взлётно-посадочной полосы. В аэропорту нас встретил служебный вертолёт Ми-8. На тот момент это был единственный способ попасть в Баренцбург.

В посёлке живет и работает около четырёхсот человек, все без исключения - на государственный трест. Зимой от аэропорта до посёлка можно добраться на снегоходе, летом - на лодке. Многие рабочие приезжают сразу на пару лет, поэтому у них нет ни снегоходов, ни лодок. Выбраться из посёлка самостоятельно простому работнику практически невозможно, да и не рекомендуется, так как всегда есть вероятность встретиться с медведем. В последние годы добыча угля не может обеспечить людям достойную жизнь, поэтому в Баренцбурге возлагают большие надежды на туризм, ведь многие интересуются Арктикой и русской культурой.

Я поселилась в хостеле c другими ребятами. Мне с лихвой хватало жизненного пространства, но было мало личного: мы все делили одну, пусть и большую комнату. В хостеле у меня постоянно возникало ощущение коммуналки: то кто-то устраивал ночные посиделки, то в помещении были малознакомые люди. К сожалению, ужиться мы так и не смогли: постоянно возникали конфликты из-за бытовых вопросов, а с кем-то мы не сошлись характерами.

Я сознательно выбрала реальность без друзей и привычных развлечений: никаких душевных разговоров за кружечкой кофе, походов на выставки и в кино, никакой возможности взять и уехать куда-нибудь на пару дней просто потому, что хочется. В трудные минуты я смотрела на северное сияние, радовалась кричащим песцам за окном и подкармливала пугливых коротконогих оленей. Я отказалась от того, что раньше было мне так важно для поддержания боевого духа, ради студёных ветров и новой жизни. Это был мой личный челлендж.

В трудные минуты я смотрела на северное сияние, радовалась кричащим песцам за окном и подкармливала пугливых коротконогих оленей

В феврале появились первые туристы - они приезжали организованными группами из норвежского Лонгйира на снегоходах. Моей задачей было провести им экскурсию по посёлку и рассказать вкратце его историю. Тогда мне едва-едва хватало английского и на моем счету не было и десятка публичных выступлений. Но желание рассказывать экскурсии интересно подтолкнуло к тому, чтобы развиваться дальше; кроме того, в свободное время я начала изучать норвежский язык.

Однажды я по работе поехала в Лонгйир. Управлять снегоходом в первый раз оказалось довольно сложно: надо было постоянно концентрироваться на дороге, справляться с холодом, который всё равно пробивался через тонну одежды, и привыкать к непрекращающемуся шуму двигателя. В соседнем Лонгйире по сравнению с Баренцбургом активность зашкаливала: здесь была масса людей, снегоходов, собак. День тогда выдался чудесный, и я словно на мгновение вернулась в мир нового и увлекательного.

В марте произошло ещё одно большое событие - солнечное затмение. Из-за наплыва туристов мы много работали, бывало, по несколько недель без выходных. Правда, ненормированный график не отражался на зарплате, и это усиливало напряжение между начальством и подчинёнными. Это поначалу ты радуешься, что в принципе находишься на Шпицбергене, а потом понимаешь, что здесь есть свои трудности и деваться некуда - остаётся только вернуться домой. Но сложнее всего было справиться с недостатком общения. Я не самый открытый человек и способна развлечь себя, но он всё равно ощущался: я скучала по друзьям и знакомым. Обещала себе: всё скоро кончится, надо просто немного потерпеть, быть сильной, как бы тяжело ни было.

В середине мая закончился зимний сезон, и мы начали подготовку к летнему. Даже тогда в Баренцбурге были проблемы с едой. Овощи, фрукты и молочные продукты привозили раз в месяц на корабле или самолёте. Люди стояли в очереди несколько часов, чтобы успеть купить хоть что-то свежее. Многое распродавали за пару-тройку дней. Просроченные продукты тоже шли в ход, причём по тем же ценам. Чтобы хоть как-то сэкономить деньги и не тратить всё на дорогие продукты, я перешла на крупы и консервы, дополняя их хлебом, маслом и сгущёнкой. Разнообразить рацион помогала местная столовая: супы, салаты, отбивные, котлеты и компот по умеренным ценам. Правда, и там меню повторялось изо дня в день.

К концу сезона отношения с руководством окончательно разладились, и пришлось задуматься о переменах. Из Баренцбурга я уехала за полтора месяца до окончания действия контракта и решила никогда туда не возвращаться. Но уезжать с самого архипелага я не хотела. Есть в Шпицбергене что-то магическое, что притягивает к себе.

Лонгйир

Пока на Шпицбергене стояла полярная ночь, я была на материке и обдумывала, как я могу остаться в норвежском посёлке Лонгйир: жизнь там казалась многообещающей и более разнообразной по сравнению с Баренцбургом. Многое решала шенгенская виза, которая заканчивалась в январе. На самом архипелаге виза не нужна, но, чтобы проскочить транзитом через Осло, без неё не обойтись. Я долго сомневалась, но в итоге собрала вещи и решила поехать. Риск оправдался. Мне несказанно повезло, и работа нашлась на следующий день: в одном из отелей срочно был нужен человек на ресепшен, а у меня уже был опыт работы в отеле, я знала английский и немного норвежский, так что меня взяли.

Лонгйир - многонациональный город: здесь живёт около двух с половиной тысяч человек из более сорока стран. Цель многих из них не арктическая романтика, а возможность заработать денег. Во многом условия здесь похожи на материковые: есть большой супермаркет, почта, больница, школа, детский сад, рестораны, бары, отели и даже университет.

Всегда есть риск встретиться с белым медведем, так что носить оружие не просто разрешают, но и рекомендуют; карабины и пистолеты можно купить даже через группу в фейсбуке

Первое, что бросается в глаза в городе, - обилие снегоходов. Они стоят везде: на организованных парковках, у частных домов, в полях, в долинах. Ты сразу чувствуешь себя свободным человеком, когда получаешь такие возможности передвижения. Второе, что обращает на себя внимание: обычные люди носят с собой крупнокалиберное огнестрельное оружие. Так как всегда есть риск встретиться за пределами города с белым медведем, носить оружие не просто разрешают, но и рекомендуют. Удивительно, но карабины и пистолеты можно купить и в магазине, и через группу в фейсбуке. Несмотря на это уровень преступности в городе близок к нулю.

Я начала работать в отеле, когда другой персонал был ещё в отпусках. Кроме работы с бронированиями, заселением гостей, мне перепала часть других обязанностей: завтраки, уборка, круглосуточный телефон, почта и финансовые отчёты. За короткий промежуток времени я в подробностях выяснила, как работает отель, и, кажется, довольно неплохо справлялась.

Самое замечательное время в городе - апрель. Долины превращаются в снегоходные хайвеи, люди готовятся к лыжному марафону, в Лонгйир приезжает много богатых путешественников, которые собираются в экспедицию на Северный полюс. Я с головой окунулась в работу: сотрудников не хватало и рабочий день растягивался на одиннадцать часов. В этот раз все сверхурочные оплачивались дополнительно.

Я познакомилась с несколькими русскоговорящими ребятами, и мы по возможности проводили время вместе. Зимой могли сесть на снегоход и уехать на другую сторону фьорда попить чай с печеньем. Я любила ходить на лыжах или подниматься на одну из многочисленных гор, чтобы посмотреть на закат, - легко быть ближе к природе, когда она начинается прямо за порогом. В полярный день было особенно приятно устраивать барбекю у дома или на берегу фьорда. Лето на Шпицбергене довольно прохладное, практически всегда ходишь в куртке и шапке - зато в солнечных очках можешь щеголять даже ночью.

Но несмотря на значительные перемены на второй год жизни на Шпицбергене, после нескольких месяцев вновь пришло чувство неудовлетворённости. Дни превратились в простую рутину «работа - дом». Казалось, что за два года принципиально ничего не изменилось, что я всё ещё не могу управлять своим временем, как захочется. Качество жизни стало намного лучше, но я этого не замечала: зацикливалась на том, что не сделано, и совсем не учитывала маленькие шажки вперед. Я опять убеждала себя, что надо просто немного потерпеть, поработать ещё, словно это какой-то забег, а впереди желанный приз. Стыдно признавать, что всё это происходило со мной в таком невероятном месте, как Шпицберген, где человек, казалось бы, должен чувствовать себя счастливым и свободным.

Что дальше

Встряхнуться и ещё раз оглядеться вокруг мне помог отпуск. Я стала радоваться каждому улучшению, каждому новому шагу. Сейчас из моего дома видны горы и залив. Весной и осенью я не устаю поражаться красоте и разнообразию рассветов, а летом, когда приплывают белуги, медитативно наблюдаю за ними в окно. Я ценю возможность практически в любой момент встать на лыжи или сесть на снегоход и уже через несколько минут оказаться в бесконечной долине. Меня всё ещё впечатляют северные сияния, огромные ярко-голубые ледники и заснеженные вершины гор, похожие на зефир.

Швейцарским ножиком я ковыряю мерзлую почву - каменистый черный грунт поддается с трудом, удается отрыть сантиметров десять. В получившуюся ямку я кладу свой вырванный пару месяцев назад зуб и строю импровизированный курган из камней вокруг. Внизу, под горой, дымит трубами угольной ТЭЦ шахтерский город Баренцбург - российский анклав на острове Шпицберген в тысяче километров от Северного полюса.

Солнце слепит, бликуя в океанском заливе, - три часа ночи, пора спускаться.

Зуб мучил меня еще на корабле; проснувшись от шороха льда по борту за стенкой каюты, я первым делом запивал обезболивающее открытой банкой выдохшейся вишневой газировки, брился и шел на смену к себе в бар на корме. Каждые четыре дня наш паром заходил в Питер, но времени едва хватало, чтобы забросить санкционных сыров из Таллина или Стокгольма домой и рвать обратно на судно - поить новую порцию осоловелых от качки пассажиров. После смены мы собирались в столовой с другими барменами и играли в «что я буду делать, когда спущусь на берег».

В прошлом январе я спустился на берег в последний раз: корабль продали, и весь экипаж лишился работы. Одновременно меня бросила девушка (привет, Насть), так что я заперся в опустевшей съемной квартире у порта и под новогодней гирляндой на кухне принялся в одного планомерно опустошать прихваченную в дьюти-фри бутылку вискаря. Добравшись до дна (во всех смыслах), однажды утром я встал, пошел мыть посуду и обнаружил на мейле письмо с утверждением моей кандидатуры на трудоустройство в компанию «Арктикуголь». Озадаченно пролистав переписку, я не без труда восстановил в памяти, что ночью накатал им простыню резюме на вакансию, случайно попавшуюся между вкладок с порнухой и списками снотворного без рецепта.

Через две недели я улетел на Шпицберген, где вместе с корабельным коллегой Артёмом - единственным, кто решился составить мне компанию, - провел последующие четыре месяца и три дня, работая барменом на самой северной пивоварне в мире.

Архипелаг Шпицберген - промерзший кусок суши на краю Ледовитого океана, договором 1920 года закрепленный в территориальном составе Норвегии и наделенный особым геополитическим статусом, согласно которому более 50 государств, включая Россию, имеют равное право на осуществление промысловой, коммерческой и научно-исследовательской деятельности в этом регионе. Со стороны России таковая деятельность регулируется государственным трестом «Арктикуголь», унаследовавшем от советского прошлого три угледобывающих поселения: Грумант, Пирамиду и Баренцбург; и если первые два так или иначе остаются законсервированы, рудник Баренцбурга продолжает функционировать.

Я впервые наткнулся на статью о Шпицбергене лет пять назад и сходу влюбился в этот абсурд: люди живут на заполярном острове, чтобы добывать маловостребованный в нашем веке уголь, большая часть которого уходит на нужды местной ТЭЦ, чтобы можно было дальше добывать уголь.

С тех пор мне хотелось непременно поврубаться в этот паноптикум изнутри, но тогда туристическая сфера в Баренцбурге только зарождалась, а сейчас, в рамках запоздалой постиндустриализации, активно набирает обороты, и мои навыки в нехитрой профессии бармена нашли здесь свое применение.

Раз в два месяца «Арктикуголь» устраивает для своих сотрудников прямой чартерный перелет из Москвы в Лонгйирбюен - норвежскую столицу архипелага, администрация которой на деле едва ли имеет больший вес, чем кадастровый план Луны: вопреки любым межгосударственным соглашениям архипелаг остается Ничьей Землей, по прилете даже не ставится никакого штампа в паспорт, и теперь, если судить по документам, четыре месяца я был нигде - только вылетел из Москвы и вернулся обратно.

В аэропорту мы разминулись с работниками, ожидавшими обратного рейса, - так происходит смена вахты. Дорожное сообщение между поселениями на острове отсутствует, в целях сохранения экологии единственный разрешенный вид наземного транспорта за пределами городов - гусеничный, и каждый раз в начале нового сезона российские гиды по новой прокладывают общую снегоходную трассу. Здесь, в Лонгйире, находится самая северная в мире скейт-рампа. Доска, примотанная к моему рюкзаку, вызывала понятное любопытство, и я переживал за ее сохранность, когда наш багаж отправили баржей, а нас самих погрузили на вертолет прямиком в Баренцбург. По пути я упрямо пялился в иллюминатор, хотя последний раз солнце показалось, когда мы еще были в самолете, и соседний берег залива удалось разглядеть только через несколько недель, когда полярная ночь постепенно начала сдавать позиции.

Пирамида и Баренцбург были некогда крупнейшими и наиболее технически продвинутыми поселениями на острове, специалисты со всей страны наперебой рвались сюда за северными коэффициентами и передовыми условиями труда.

Со времен распада СССР демографические весы качнулись в сторону Норвегии, и теперь население Лонгйирбюена в четыре раза превосходит Баренцбург, где постоянных жителей практически нет - только вахтовики, количество которых составляет в среднем 450 человек. Впрочем, оба города проигрывают в численности популяции белых медведей - поэтому выходить за пределы поселка без ружья или хотя бы сопровождения гида строго не дозволяется контрактом.

А еще здесь на законодательном уровне запрещено умирать: любые захоронения выталкиваются вечной мерзлотой и служат приманкой грозному хищнику.

Старый «пазик» доставил нас от вертолетной площадки к общаге, куда нас определили жить после короткого вступительного собрания. Длинный коридор на первом этаже соединяет кухню, санузлы и три комнаты - две мужские и одну женскую. В нашей жили шестеро: мы с Артёмом, гид из Петрозаводска, два повара из Карелии и один - с Украины. В национальном составе шахтерской прослойки города еще с советских времен преобладают выходцы из Донецка, известного своими угольными месторождениями. Теперь, в силу известных обстоятельств, многие из них подаются сюда целыми семьями, пристраивая жен в прачечную, столовую или магазины, потому что дома у них не осталось работы (а иногда и самого дома). Так, например, в гостинице, где нам предстояло работать, мы познакомились с нашим будущим коллегой - барменом, отец которого работает в столярной мастерской, а мать - посудомойщицей на кухне.

Баренцбург выглядит как квартал хрущевок с рабочей окраины, по странной случайности телепортированный на Северный полюс - причем вместе с жителями, некоторые из которых будто и не замечают подмены ландшафта, поэтому в городе царит типичная атмосфера российской провинции, в которой земляцкая сплоченность и взаимовыручка непостижимым образом уживаются с постоянной соседской бранью.

В мемориальной табличке упомянутые хрущевки фигурируют как «первые на острове небоскребы»: действительно, в силу сейсмической обстановки высотная доминанта норвежского Лонгйира ограничивается двумя - от силы тремя - этажами.

На этом фоне архитектура Баренцбурга смотрится хоть и несообразным, но горделивым памятником широкому размаху советского градостроительства.

В переложении на арктический лад все постройки прибавили не меньше метра в толщину стен и возведены на сваях вдоль узкого берега у подножия горной гряды - в полном соответствии с розой ветров, которые досаждают здесь куда больше температуры: из-за Гольфстрима фактический минус редко опускается ниже двадцати градусов, зато метет так, что я впервые почувствовал, как замерзшие глаза изнутри холодят веки.

Присутствует полный набор провинциальной же инфраструктуры: больница, школа для детей вахтовиков, два магазина - промтоваров и продуктовый. Ценники близки к среднероссийским, а для расчета предусмотрены специальные внутритрестовые карточки, на которые ежемесячно перечисляется определяемая самими работниками часть зарплаты - разобраться в этой системе возможно только на личном опыте.

Продукты поставляются раз в полтора месяца кораблем из Германии, и в эти дни очередь за дефицитными свежими овощами тянется далеко в сторону монумента «Наша цель - коммунизм», который сейчас имеет больше декоративное значение.

Водка и сахар отпускаются по лимитным талонам - по килограмму и литру на человека в месяц соответственно. Как несложно догадаться, талоны эти имеют большую ценность во внутреннем обороте.

Ближе к берегу стоит деревянная часовенка на самообслуживании: дверь на крючке, внутри никого, только иконы и писание - официальные представители церкви редко добираются на остров. Чуть дальше - советский культурно-спортивный комплекс с библиотекой и концертным залом, где по выходным крутят кино - вышедший тогда новый эпизод «Звездных войн» смотрелся в этом антураже особенно сюрреалистично. Там же по праздникам проводятся концерты местной самодеятельности с танцами и пением - я готовился к худшему, когда любопытства ради решил заглянуть на один из них, и был не на шутку удивлен, с каким неподдельным энтузиазмом знакомые мне шахтеры преображаются на сцене. По вечерам, когда спортивный зал пустовал от футбола, я заходил покидать мяч в сетку, но еще больше был впечатлен старым бассейном с соленой водой прямо из моря, прогретой до 28 градусов. Я успел всласть накупаться в нем в первые же дни, пока к собственному смущению не обнаружил, что на новоприбывших распространяется двухнедельный карантин: в низкомикробной среде архипелага они - как Ноев ковчег для материковых бактерий.

Вся вышеперечисленная экосистема находится в безраздельном владении треста «Арктикуголь», занимающего внушительных размеров центральный офис - бюрократический замок-лабиринт, под которым находится спуск в шахту (sic!).

Финансовые взаимоотношения треста с сотрудниками - зеркальное отражение зацикленного на самом себе местного углепрома: выплачиваемое работодателем жалованье возвращается к нему в виде оплаты больничных услуг, продуктов и жилья, в стоимость которого, помимо протянутого от норвежских соседей интернета, входит рента за пользование мебелью.

Мне повезло: вскоре из гостиничного ресторана меня перевели работать в открывшийся после ремонта бар на втором этаже пивоварни, запущенной около трех лет назад как экспериментальный проект туристического департамента. Пиво производится по современным бельгийским технологиям и реализуется в пределах города через бар, ресторан и рабочую столовую, где я не раз становился свидетелем грандиознейших шахтерских пиршеств. Ключ от бара оставался у меня, и после смены я нередко подолгу засиживался с книжкой у стойки и совсем не торопился возвращаться в общагу, тоскуя по моей милой корабельной каюте с плакатом Джармуша на двери собственного туалета. По ночам мы с Артёмом брали старенький белый вэн «тойота», на котором нам иногда поручали развезти что-то в городе, и под лай ездовых собак с псарни, где я часто зависал по выходным, катались по немногочисленным пустым дорогам вдоль берега от ТЭЦ в сторону вертолетной площадки и обратно, поджидая северное сияние - в первые недели шея болела от постоянно запрокинутой головы.

Утром 23 февраля весь город собрался на центральной площади, чтобы отметить неофициальный, но вместе с тем самый важный на острове праздник - день встречи солнца.

После полярной ночи оно должно было впервые показаться над горизонтом - совсем ненадолго, но достаточно, чтобы успеть пожарить шашлык из местной свинины с недавно закрывшейся фермы. Я ждал этого дня не меньше остальных, однако тогда мне было не до того: обезболивающее больше не действовало, и всю ночь я метался в койке от зубной боли, считая минуты до начала работы больницы. В девять часов я с ужасом осознал, что в праздничный день больница закрыта, и отправился на поиски стоматолога сам. В домашнем халате он открыл дверь и потер лоб: ну почему именно сегодня? Со стоном я чуть было не повалился к нему на порог - ладно, ладно, через полчаса у больницы. Когда я вышел из его кабинета, у меня подкашивались ноги - в руке я зачем-то сжимал окровавленный кусок зубного корня. Край солнца еще выглядывал из-за дальних гор - я вспомнил про запрет на захоронения и вдруг ясно понял, что сделаю с зубом.

Весной полярный день сменяет ночь, и есть короткий промежуток времени, когда сутки выравниваются, насколько это возможно в условиях 78-й широты. В ту пору мы облюбовали для прогулок ближайшую к общежитию гору, пологую вершину которой почему-то обходили стороной все ветра.

Артём вел нескончаемую фотоохоту за рассветами, песцами и дикими оленями, которые тогда, изголодав за зиму, совсем потеряли страх и приходили подкармливаться в город остатками хлеба с местной пекарни.

Первый раз мы пропустили рассвет: к половине пятого чифирь в термосе закончился, мы окончательно продрогли и двинули назад; оглянувшись на полпути, мы обнаружили, что солнечный диск наконец показался из-за горизонта. Чертыхнувшись, Артём достал фотоаппарат, и в тот же момент солнце снова село. Мы застыли на месте, пытаясь понять, что только что произошло, и уже почти сошлись на мысли, что нам привиделось, когда мираж повторился. И еще. Потребовалось несколько минут, чтобы осознать - в хрупких полярных сумерках солнце поднималось по долгой касательной к горизонту, то уходя, то снова выглядывая из-за очередной горы.

Тогда же в город стали регулярно заходить первые прогулочные корабли из Лонгйира, и их иностранные пассажиры разбавили поток организованных групп состоятельных русских туристов, которых весь зимний сезон привозили на снегоходах наши гиды. Как работникам турдепартамента нам, в отличие от невыездных обычно шахтеров, в теории разрешалось на тех же кораблях ходить в Лонг; путем хитроумных комбинаций мне удалось выбить себе два с половиной дня отгула, и однажды я взошел на борт такого суденышка.

Через пару часов пути я оказался в другом мире: в 60 км от Баренцбурга живет опрятный европейский городок: мимо супермаркетов, кафе и цветастых домишек по асфальтированным улицам аккуратно движутся десятки автомобилей.

Я сбросил рюкзак в гостевом доме для работников треста и направился прямиком к рампе, где зависала ватага норвежских детишек: при виде моего скейта они заголосили, выпрашивая дать покататься, и я не мог отказать. Арктика здесь была полу-игрушечная, оленьи рога над дверьми, казалось, сделаны из пластика - не хватало настоящей, суровой полярной романтики. И всё же после трех месяцев в Баренцбурге у меня с трудом укладывалось в голове, что вот эта портная мастерская является частным предприятием, не имеющим никакого отношения к компании «Арктикуголь», а на центральной площади вместо бюста Ленина стоит кабинка фримаркета, где жители обмениваются разными мелочами.

Через пару недель мы сдаем рюкзаки на баржу. На пути к вертолетке я жадно, будто в первый раз, глазею в запотевшие окна «пазика»: косолапо скользя по майскому льду, первые шахтеры уже сонно бредут в забой и машут нам вслед - вот этот вроде грозился начистить мне физиономию, когда я выгонял его из бара в прошлый раз - потом пришлось тащить его до дома. Пес Пломбир - помесь хаски и гончей - заливается лаем, когда мы проезжаем мимо. На нашей горе я, кажется, различаю тонкую башенку из камней и трогаю языком пустую лунку в десне.

Молодой учёный-антрополог из Санкт-Петербурга Андриан Влахов недавно вернулся со Шпицбергена, где три месяца собирал материал для своей диссертации про русское сообщество на архипелаге. Сфера его интересов - индустриальная антропология Арктики. Нам он рассказал, как живут люди, когда им положена всего одна бутылка водки в месяц, а из посёлка не выйдешь без ружья, и зачем они вообще едут в такое место.

Современные социальные науки, например социальная антропология, которую у нас до сих пор знают как этнографию и считают записью песен и плясок народов мира, на самом деле предполагают применение качественных методов исследования. Общепринятый стандарт - поехать жить в сообщество, постараться поговорить с каждым его членом, возможно, подружиться. Я ехал без легенды, хотя, конечно, идеальный вариант - когда никто не знает, что ты исследователь.

Поездка была нужна мне потому, что я пишу по Шпицбергену диссертацию. Мне интересно, зачем люди едут в Арктику, что они там делают, почему остаются жить. На самом деле жизни на архипелаге посвящено не так уж много работ: русские учёные, вероятно, долгое время думали, что всё население Шпицбергена - шахтёры-алкоголики, про которых нечего и писать, а зарубежным исследователям работать с жителями того же русского посёлка Баренцбург тяжело, потому что никто не то что по-норвежски - по-английски почти не говорит.

Андриан Влахов

антрополог

Путешествие на Шпицберген

74 000 рублей

Записано
бесед

ВРЕМЯ
ПУТЕШЕСТВИЯ

Подготовка

Я провёл довольно обширную подготовительную работу, потому что учёный не может просто взять и поехать, как мы говорим, в поле: нужно как можно больше узнать о месте из всех доступных источников, сформулировать вопросы, которые будешь задавать людям, составить план работ.

Кроме того, для поездки на Шпицберген мне было важно установить контакт с трестом «Арктикуголь». Не сказать, что территория режимная, но попасть туда не так просто, поэтому необходимо было подружиться с теми, кто всем заправляет. Я дважды приезжал в Москву, чтобы рассказать о целях своей поездки, что неудивительно: человек, решивший ехать туда, куда нормальные люди не ездят, вызывает вопросы.

Работа антрополога предполагает не только беседы с местными жителями, но и фиксацию аудиоскейпа, фото- и видеосъёмку, картографирование, поэтому я, безусловно, брал с собой необходимое оборудование.

Конечно, если собрался на 78-й градус северной широты, пусть даже и летом, стоит позаботиться о тёплой одежде. Мне с погодой, можно сказать, повезло - в отдельные дни было 10–11 градусов тепла, но уже в сентябре без пуховика было не обойтись.

Баренцбург

Учёные на Шпицбергене, как правило, живут в научном городке, ставят там опыты, водоросли изучают, с шахтёрами почти не пересекаются. Я изначально просил, чтобы меня поселили в общежитии, в такой же комнате, в каких живут сами шахтёры, чтобы мне было легче с ними знакомиться и собирать необходимые сведения.

Баренцбург - не то место, где можно остановить человека для опроса на улице. Во-первых, потому что здесь довольно холодно, во-вторых, собственно как и во всех приграничных регионах России, многие по старой советской привычке опасаются шпионов. В качестве байки: на вторую неделю пребывания в посёлке до меня дошли слухи, что я кагэбэшник и всех собираюсь взять в оборот. Людей можно понять - им сложно представить, что кто-то оставит благословенный Петербург и приедет в их богом забытый Баренцбург, чтобы три месяца тут жить без какой-либо скрытой цели.

Вообще, слухи - это отдельная тема. Скажем, до меня дошла сплетня, будто меня трижды видели пробирающимся ночью к кому-то из девушек по коридору общежития в трусах и с цветами - и это при том, что ближайший букет можно достать только на материке, в норвежском Тромсё.

Это, пожалуй, можно объяснить тем, что поначалу я действительно много общался с женской половиной, точнее четвертью Баренцбурга - женщины всегда более контактны и охотнее делятся информацией, которая может представлять интерес для антрополога.

С мужиками самый эффективный способ разговориться вполне очевиден. Проблема в том, что с выпивкой в Баренцбурге напряжённо - ещё с советских времён в месяц на человека положена одна бутылка водки. Не запрещено, правда, в неограниченных количествах пить пиво местной пивоварни, но им не напьёшься. Как вариант - съездить в норвежскую часть и купить всё там, но это на Шпицбергене опять же нетривиальная задача. Нужно иметь посадочный талон на рейс, по которому можно взять до двух литров крепкого алкоголя. К слову, мой собственный у меня практически сразу же по прилёту выпросил один из местных - мне, собственно, было не жалко. В самом Баренцбурге можно найти и нелегальный алкоголь, но от него похмелье в тысячу раз сильнее.

Если ты сам трезв, вести фиксацию данных несложно. А вот когда выпиваешь с шахтёрами, нужно постоянно себе напоминать, что разговоры за жизнь - это прекрасно, но ты ещё и учёный и у тебя есть определённые задачи. Каждый раз, возвращаясь в общежитие после таких интервью, я старался перебороть желание завалиться спать и сначала записывал свои впечатления, чтобы ничего не забылось.

Разговор обычно начинался вопросом «Что вас сюда занесло?». Первый и самый простой ответ - желание заработать. На квартиру, машину, свадьбу сына, козу, корову - что угодно. Потом, правда, выясняется, что на самом деле всегда ещё хотелось посмотреть, а как это - Арктика, как это - жить, когда три месяца - полярная ночь, три месяца - полярный день, а остальное время - пересменки? Или что так здорово видеть из окна океан и горы, что и уезжать не хочется, или что кто-то в детстве любил приключенческую литературу и, когда появился шанс самому отправиться в приключение, он этот шанс не упустил. Некоторые рассказывают, что родились в условном Норильске, потом 20 лет жили на Донбассе и мучились от жары, а потом взяли и переехали сюда.

С выпивкой в Баренцбурге напряжённо - ещё с советских времён в месяц на человека положена одна бутылка водки.

Моя работа чем-то похожа на работу следователя: я никогда не перебиваю собеседников, а только задаю наводящие вопросы. Ну, например, чтобы узнать, что люди делают, отпахав восемь часов в шахте. Вот вышел ты из забоя - и что потом? Ну выпил пива с пацанами, ну сходил в качалку, а дальше? Кто-то записывается в недавно открывшийся кружок норвежского языка, кто-то в местной библиотеке читает оставшиеся с советских времён украинские книги, кто-то ходит на рыбалку, кто-то собирает камешки - привезти в подарок жене.

Когда людей здесь спрашиваешь, чего больше всего не хватает, баренцбуржцы никогда не начинают со свежих фруктов и овощей, но всегда жалуются на то, что почти нечем заняться в свободное время. Нормального интернета в посёлке нет. Хватает, чтобы написать родне и иногда выйти в скайп. Раньше хотя бы крутили кино, а теперь за каждую прокатную копию приходится платить, поэтому много не напоказываешь. Смотреть телевизор тоже надоедает. Поэтому по Баренцбургу циркулирует довольно богатая коллекция кино, в том числе и порнографического. Последнее среди местных жителей довольно популярно (тут стоит напомнить, что три четверти населения - молодые парни). Обмениваются фильмами пока, кажется, безвозмездно.

Собирать данные мне помогали также навыки преподавания русского и английского языков. Я просто пришёл в местную школу и предложил свою помощь. Денег, естественно, не просил: меня интересовала в первую очередь возможность через учеников пообщаться с родителями. В Баренцбурге сейчас два учителя на все 11 классов - один на начальную школу и один на все остальные классы и предметы. Обычное занятие: в аудитории собираются дети сразу из нескольких классов, причём у пятого, скажем, литература, у шестого - русский, у седьмого - математика, а у восьмого - химия. В каждом классе пара человек, и учитель весь урок ходит от ученика к ученику и каждому объясняет свою тему. Дети, надо сказать, очень хорошие и гораздо более сообразительные, чем можно встретить в крупных городах на материке.

Довольно забавно проходит в Баренцбурге 1 сентября. Строго говоря, проходит оно не первого, а девятого числа, потому что новую партию шахтёров привозят из отпуска примерно 28 августа и следующие полторы недели люди проводят в карантине. На линейке вся школа в составе 20 человек становится полукругом вокруг шестерых первоклашек и воодушевлённо поздравляет их с началом школьной жизни.

К детям я очень привязался, как и они ко мне. Когда я уезжал, они обнимали меня и плакали - пришлось пообещать им обязательно вскоре вернуться.

За три месяца я исходил посёлок вдоль и поперёк и всё, что можно, там облазил - все закоулки, заброшенные дома, сараи - словом, то, что люди воспринимают как свою повседневность. Поднимался на гору, где стоят вышки сотовой связи, бродил вдоль берега океана и выкладывал галькой всякие дорогие сердцу русского человека слова. Тут я, конечно, нарушал закон, потому что выходить за пределы посёлка без оружия и уведомления властей запрещено - всё из-за белых медведей, которых тут больше, чем людей, три тысячи против двух с половиной. Сам я медведя не видел, но во время моего пребывания в Баренцбурге ходил слух, что по южной окраине посёлка бродила медведица. Местные вообще любят истории про медведицу, желательно с двумя медвежатами, которая когда-то подходила аж к самым домам. На самом деле медведи крупных поселений, скорее, боятся, но в другом русском посёлке, по рассказам, один медведь в этом году совсем потерял страх и слонялся вокруг посёлка так долго, что его уже замучились отгонять. На Шпицбергене на самом деле медведи защищены куда лучше людей: в них нельзя стрелять, пока не попытаешься отогнать сигнальной ракетой. Хотя в Баренцбурге мне показывали имеющуюся коллекцию оружия - очень даже внушительно.

Я, конечно, нарушал закон, потому что выходить за пределы посёлка без оружия и уведомления властей запрещено.

Лонгиербюен

В норвежский Лонгиербюен просто так из Баренцбурга не попадёшь. Время от времени «Арктикуголь» организует «шоп-тур», когда людей доставляют туда на вертолётах, но чаще приходится пристраиваться к норвежскому туристическому судну.

Лонгиербюен, как и любое другое поселение на Шпицбергене, был шахтёрским городком, но уже лет 20 как перестал быть таковым. В начале 1990-х норвежцы поняли, что на одной угледобыче ничего не построишь и узаконили частную собственность. Местная угледобывающая компания вывела из своего ведения все не связанные с ней напрямую сферы деятельности, и это очень хорошо отразилось на городе.

В плане инфраструктуры Лонгиербюен производит гораздо более приятное впечатление - есть быстрый интернет, супермаркет с едой, к которой ты привык, гостиница, несколько баров, музей, дом культуры, университетский центр, аэропорт. Есть даже тайский ресторанчик.

Но во всём остальном Баренцбург понравился мне гораздо больше. Наш посёлок величавый, стоит на берегу фьорда, а в Лонгиербюене на берегу одни сараи - нет размаха, что ли.

Итог

На меня очень сильное впечатление произвела природа Шпицбергена. Ни с чем не сравнить, когда за окном у тебя зелёный-зелёный океан и заснеженные горы, а в начале сентября три дня такая пурга, что невозможно выйти из дома - сдувает в сугроб.

Но больше всего меня поразили люди. Мы в мегаполисах отвыкли от того, что до сих пор является реальностью маленьких городов - здесь каждый на виду. Мы-то всегда можем запереться у себя в квартире и отгородиться от мира. В Баренцбурге это невозможно - если не общаться с людьми, через некоторое время взвоешь.

А люди здесь поразительно открытые и общительные - даже при том, что работают на сравнительно закрытом предприятии. Обычный человек никогда не оставит тёплое насиженное место и семью, чтобы уехать сюда. Нужно быть немного отчаянным, и эта отчаянность есть в характере у всех жителей Баренцбурга. Ещё здесь в полной мере ощущаешь то, что в книжках описывается как дух полярников: взаимовыручка и стремление помочь другому - это не просто слова, это то, что действительно имеет огромное значение для людей, живущих на суровом севере.

В какой-то момент мои отношения со многими здесь перестали вписываться в формат «респондент - собиратель». Я нашёл в Баренцбурге людей, с которым сблизился и до сих пор поддерживаю связь (спасибо социальным сетям!). Сейчас переписываюсь и со взрослыми, и с детьми и надеюсь на встречу в марте или апреле - к тому времени я проанализирую имеющиеся материалы и пойму, каких данных не хватает. Ну и ещё 20 марта ожидается полное солнечное затмение, которое будет видно только на Фарерах и Шпицбергене и больше нигде на Земле - очень хочу его увидеть. В местных гостиницах все номера на эти даты выкуплены за два года, но, надеюсь, для меня в Баренцбурге теперь найдётся место.

Время от времени «Арктикуголь» организует «шоп-тур», когда людей доставляют в Лонгиербюен на вертолётах.

Россиянам виза на Шпицберген не требуется, но из-за того, что въезжать и выезжать с острова приходится через Норвегию, то приходится оформлять или национальную норвежскую.

Растительность и животный мир острова

На архипелаге произрастает больше 170 различных видов растений тундры. Шпицберген является домом для белых медведей и птиц, которых здесь обитает около 500 000. Прибрежные долины облюбованы котиками, тюленями и моржами. На архипелаге можно встретить самого маленького оленя.

Все это богатство, разнообразие и история, привлекает множество туристов в эти уникальные места.

Работа и вакансии на Шпицбергене

Работа на Шпицбергене есть, но ее нельзя назвать легкой, так как это в основном труд в шахтах. Хотя есть вакансии и для студентов, желающих подработать в каникулы. Для них всегда открыты вакансии горничных, администратора в гостиницах, барменов и официантов. При владении норвежским и русским языком будет доступна вакансия гида-экскурсовода.
Основная же сфера деятельности на острове, это труд на угледобывающем предприятии Арктикуголь. Вакансии трест предлагает не только в угольной промышленности, но и в народном хозяйстве.

В шахтерском поселке для работников Арктикугля есть все необходимое для качественного и комфортного отдыха после работы – современные благоустроенные дома, дворец культуры, спорткомплекс с бассейном, где всегда чистая теплая морская вода, а также магазины, кафе, интернет, телефон и кабельное ТВ.

Трудовой договор по выбранной вакансии в Арктикугле заключается сначала на полгода, а затем на 3 года. Работникам предусмотрены определенные льготы, плюс бесплатное медицинское обслуживание. Помимо обычного отпуска, сотрудники Арктикугля имеют еще и дополнительное время на отдых – 24 дня.

Выбранная вакансия на этом предприятии гарантирует стабильную высокую оплату труда с премиями, процент которых зависит от времени работы – начиная с 20%, для тех, кто отработал полгода и до 100%.

Оформление по выбранной вакансии производится только в случае достаточного опыта работы с имеющимся удостоверением и при хорошей физической форме, позволяющей трудиться в тяжелых климатических условиях.

Кандидат, претендующий на определенную вакансию, должен предоставить следующие бумаги:

Трудовая книжка – ксерокопия.
Диплом или свидетельство о получении профессии.
Документ, подтверждающий наличие профессиональной квалификации.
Характеристика о качестве выполняемых работ.
Паспортные данные российского документа и заграничного.
Сведения домашнего адреса, контактный телефон и электронную почту.

В таких суровых местах очень важны положительные эмоции. Поэтому помимо хорошей работы, там умеют и отдыхать. Работает художественная самодеятельность, проводятся соревнования и конкурсы.

На архипелаге трудятся также норвежцы в международном исследовательском центре и шахтерском поселке, и поляки на исследовательской станции. Большее число проживающих на Шпицбергене принадлежит Норвегии, затем России и остальные поляки, которых не больше 10 человек. Подробнее об особенностях жизни на острове в этом видео.

Является структурным подразделением ФГУП «Государственный трест «Арктикуголь», осуществляющего экономическую деятельность на архипелаге Шпицберген с 1931 года.
Центр арктического туризма «Грумант» создан в 2015 году и является единственным официальным российским туроператором на Шпицбергене. Офис компании находится в поселке Баренцбург.
Центр арктического туризма работает полностью на собственной материально-технической базе, находящейся в российских поселках Баренцбург и Пирамида и в норвежском поселке Лонгьирбюен. Два отеля, 3 хостела, 3 бара-ресторана, 2 почтовых отделения, сувенирный магазин, Центр ремесел, Музейно-выставочный центр, питомник ездовых собак, а также собственный парк снегоходов (более 30 единиц), катера, велосипеды, морские каяки, туристическое снаряжение. В штате Центра работает свыше 70 человек, которые ежегодно, во время туристического сезона с февраля по ноябрь обслуживают более 34 000 туристов со всего мира, как на однодневных визитах, так и на многодневных программах.

Приглашаем на работу ПОГОНЩИКА (КАЮРА) на хаски-ферму на Шпицбергене.
Трудовой контракт – от 6-ти месяцев с желательным продлением работы на Шпицбергене до 5-ти лет (с возможностью выезда в ежегодный отпуск).
Рабочее место на хаски-ферме , в пос. Баренцбург архипелаг Шпицберген.

Самое ожидаемое для нас от погонщика-каюра – опыт работы и желание много часов в день проводить вместе с собаками, находить контакт с разнохарактерной стаей, проводить большую часть времени на трассах среди великолепной арктической природы!

Наши ожидания от кандидатов:

Готовность активно проводить на улице 6-8-12 часов, в т.ч. в непогоду и в полярную ночь,
Понимание двойной ответственности – за собак-упряжек и за людей группы,
Понимание специфики работы в туризме (умение общаться с людьми, гибкий график),
Дисциплина, стрессоустойчивость, пунктуальность, ответственность, вежливость, доброжелательность,
Важно! Ваше желание влиться в коллектив из 63 собак разных пород: сибирские хаски, аляскинские хаски, аляскинский маламут, чукотская ездовая, таймырская ездовая, якутская лайка, гренландская ездовая собака, самоед и 3-х каюров,
Годность по состоянию здоровья,
Умение находить индивидуальный подход к животному,
Обязательно наличие загранпаспорта со сроком действия не менее 2-х лет.

Основные функции:

Работа по питомнику: уборка вольеров, содержание собак в надлежащем состоянии (кормление, уход, дрессировка и тренировка),
Участие в подготовке весьма разнопородных составов на дистанции до 60 км в день,
Проведение экскурсий, в сезон работа с туристами на трассах до 15-40 км,
Готовность и желание заниматься изучением исторического ездового собаководства, истории освоения Арктики и краеведения.

Основные условия:

Заработная плата от 39 600 рублей в месяц + компенсационные выплаты при работе с группами туристов на коммерческих турах.
Проживание в поселке Баренцбург, на архипелаге Шпицберген.

Трудоустройство официальное с первого рабочего дня с выплатой заработной платы по ТК РФ, соц.пакет.
Трудовой контракт от 6-ти месяцев с возможностью продления на Шпицбергене до 5-ти лет.
Ежегодный оплачиваемый отпуск 49 календарных дней за полный отработанный год (или пропорционально отработанному времени). За свой счет - дополнительный, общим сроком до 2-3 месяцев (по согласованию с руководством).
Предоставляется служебное жилье. (Однокомнатная или двухкомнатная малогабаритная квартира с современной планировкой, евроремонтом, мебелью, ТВ, интернетом, встроенной кухней, ванной с душевой кабиной и стиральной машиной).
Расходная часть: подоходный налог (8% на Шпицбергене), питание и коммунальные услуги. Оставшаяся сумма перечисляется 15 числа каждого месяца на карту Visa Сбербанк.
Инфраструктура для сотрудников: культурно-спортивный комплекс, школа, детский сад, продовольственный и промтоварный магазины, столовая, аптека, поликлиника (хирург, стоматолог, терапевт).
Перелет от Москвы до Шпицбергена и обратно оплачивается работодателем в начале и в конце контракта.
После каждых двух лет работы на Шпицбергене оплата стоимости проезда в отпуск от Шпицбергена до Москвы и обратно осуществляется за счет работодателя.
Начало работы (вылет на Шпицберген) – 31 января 2019 года.

*Если наша вакансия показалась Вам интересной, присылайте, пожалуйста, Ваше резюме с фото . В теме письма ОБЯЗАТЕЛЬНО укажите вакансию , которая Вас заинтересовала и свои ФИО, например: «Каюр Иванова А.А.».